Она взяла с полки пачку дорогих макарон-спиралек, поднесла к носу, изучая. Поулыбалась, а затем поправила очки и повела указательным пальцем по ценникам. Ее глаза округлились, когда дошла до нужного.

Старушка печально вздохнула и отложила так приглянувшиеся ей макароны. Нагнулась к полке, где лежали самые дешевые, и взяла их. Потом подумала, еще раз вздохнула и сунула в корзину штук пять супов быстрого приготовления. Тоже самых дешевых, разумеется.

Дальше стояли консервы. Седовласая покупательница так же изучала банки и явно хотела бы взять что-то хорошего качества. Но в итоге выбирала что похуже. Кильку, горошек, какую-то тушенку, в которой от тушенки, судя по стоимости, было одно название. Банку с горбушей и вовсе поставила на место после того, как достала из кармана несколько смятых купюр и пересчитала их.

Глаза тут же наполнились слезами. Не знаю, может, это все гормоны, а может, и не только они. Я мигом вспомнила, как буквально несколько месяцев назад сама так же стояла в магазинах. Выбирала все самое дешевое и отказывала себе не только в деликатесах, но зачастую и в самом необходимом.

— Тележку, скорее! — шепнула я одному из охранников, а сама осталась следить, что именно брала в руки старушка.

Ну а что, я работаю, получаю зарплату, свои деньги трачу — имею право. Вскоре тележка начала пополняться тем, на что падал взгляд бабули, но что она с таким сожалением откладывала. Курица, творог, молоко, хорошие макароны, гречка, рис.

Господи, это же только самое необходимое! Чем она вообще питалась? По виду и не сказала бы, что она нуждалась, уж больно осанка горделивая.

Помимо этого, я закинула в тележку мясо, колбасу, сосиски, конфеты нескольких видов, печенье, кофе, чай, фрукты и овощи.

Помчалась на кассу, чтобы успеть пробить всю эту гору до того, как старушка закончит свои покупки.

Через пять минут хлопнула себя по лбу. Лангустинов-то забыла! Впрочем, их отчего-то мне больше и не хотелось.

Пока ждала ее, жутко нервничала — вдруг откажется принять? Ладно, уговорю.

И... как в воду глядела.

Когда старушка зашаркала от кассы к выходу, я поспешила ей наперерез:

— Извините, можно вас?

— Что такое? — Она не сразу поняла, что обращаются к ней.

А голос-то какой мелодичный и звонкий, я аж диву далась.

— Простите, как вас зовут? — улыбнулась я, желая дать понять, что не стоит ждать от меня подвоха.

— Любовь Валентиновна, а что? — нахмурилась старушка, задержав взгляд на моем круглом животе.

— Любовь Валентиновна, простите великодушно, но я следила за вами в магазине, — чистосердечно призналась я.

Собеседница мигом подобралась и прищурилась:

— Это еще зачем?

— Ну, — смутилась я поначалу. — Так получилось. Просто увидела, как вы откладывали то, что действительно хотели. В общем, — махнула рукой на забитую тележку, — это все вам.

Любовь Валентиновна недоуменно вытаращилась сначала на тележку, потом на охранников, потом на меня, развела руками:

— Так нет у меня денег-то, милочка. Это же прорва денег.

И развернулась, намереваясь уйти.

— Вы не поняли, это бесплатно.

Старушка подбоченилась, хмуро пробурчала:

— Знаю я вас, гору наобещают, а потом денег стребуют. Али еще чего похуже.

— Любовь Валентиновна, клянусь, ничего с вас не потребую. — И, понизив голос, продолжила: — Я сама была в такой ситуации, зато теперь могу помочь. Так отчего бы это не сделать? Парни помогут донести продукты до дома, не волнуйтесь.

Еще несколько минут ушло на то, чтобы уговорить строптивую старушку. В итоге мы дружной толпой проводили ее до квартиры.

Оказалось, Любовь Валентиновна, которой совсем недавно исполнилось восемьдесят лет, в прошлом работала учителем музыки в школе. А теперь доживала свой век на более чем скромную пенсию. Родственников не осталось, подруг тоже, вот и вышло, что помочь стало некому.

Старушка рассыпалась в благодарностях всю дорогу, когда поняла, что я не шучу и не собираюсь ее грабить или еще что похуже.

— Хорошая ты девочка, Мила, — сказала она мне напоследок. — Развей свои сомнения, любит он тебя. Все у вас хорошо будет. И мальчонка здоровенький будет.

— Откуда вы?.. — Мои брови совершили фееричный взлет до роста линии волос.

— Опыт, милочка, — по-доброму улыбнулась Любовь Валентиновна и подмигнула.

Всю дорогу до дома из головы никак не выходили ее слова. Ну ладно, может, как-то можно по форме живота понять, что будет мальчик, ну, или по внешнему виду будущей матери. Дедовских методов пруд пруди.

Но откуда она узнала о другой моей печали? Да, время шло, я понимала, что люблю Артура все больше. Люблю, как он смеется, как поворачивает голову, как ест, как хмурит брови, как сопит во сне, как обнимает меня и многое другое. Только вот от него признаний в любви так и не дождалась. Не муж, а словесный скряга, честное слово. Зажал несчастные пять букв.

Я тут и готовила ему, и на работе старалась, и массажик, и поговорить, и поддержать, и понежиться, и красивая всегда, и наряженная, и с прической. А он...

В общем, к дому подъезжала в слезах. Стало жалко Любовь Валентиновну, которая без семьи и поддержки осталась на старости лет. Сама того не зная, она подняла из глубин один из моих страхов — умереть в одиночестве. И даже Кристину было жалко. А себя и вовсе стало жальче всего — что ни делаю, а Артуру все не то. Сухарь и есть!

Я поднялась в спальню и бухнулась на диван, закрыв лицо руками. Заплакала — горько, громко. Дала выход эмоциям, позволила выплеснуться наружу всем тревогам и печалям.

Раздался громкий стук в дверь.

— Мила, что случилось?

Артур. Не ждала его так рано. Я вскочила и подлетела к зеркалу.

Мать честная... Волосы всклочены, глаза краснющие, а черным кругам под ними позавидует любая панда. Нос распухший и тоже покрасневший. Красота, да и только.

— Не входи! — прохрипела я. Начала лихорадочно причесываться пятерней. Схватила с туалетного столика салфетку, чтобы вытереть черные круги, но в итоге размазала их еще больше.

Похоже, мой надсадный крик взбудоражил Артура еще больше, чем плач, потому что дверь открылась рывком ноги, и муж бросился ко мне, встревоженно воскликнув:

— Что такое? Где болит? Ну скажи, не молчи!

Он легонько встряхнул меня за плечи, окинул взглядом.

Я вырвалась и отвернулась.

— Уйди!

— Это еще почему?

— Ну... — засопела я.

— Мила-а-а, — повысил голос Артур.

—  Что? Видишь же, я растрепанная, заплаканная, в порядок не успела себя привести, — зашептала виновато.

Да, за все то время, что мы жили вместе, муж ни разу не видел меня в таком состоянии. Ему показывалась другая Мила: собранная и ухоженная. И красивая.

— Зачем в порядок? — В голосе Артура явно слышалась недоумение.

— Как зачем, — я развела руками, все еще стоя к нему спиной, — ты же привык к ухоженным девушкам, которые ложатся красивые, встают красивые, будто и не ложились. А я мало того что пузатая, так еще и волосы пушатся, да еще и отеки эти. Слонопотам, да и только! А сейчас вообще вон какая... некрасивая... Все, уходи!

Слезы снова потекли по моим щекам, и я всхлипнула.

Вместо того чтобы уйти, Артур рывком развернул меня к себе, обнял крепко-крепко и замер на минуту.

Затем чуть отстранился, начал покрывать поцелуями лоб, щеки и даже глаза.

Потом случилось и вовсе непонятное: он вдруг расплылся в такой улыбке, словно заключил сделку на миллиард долларов.

— Ты чего?

— Да так, ничего, — снова улыбнулся он и добавил: — Ты красивая, Мила. Для меня — самая красивая. Не нужно больше всех этих ухищрений, ладно?

И снова прижал к груди, совсем не заботясь, что разводы туши оставят следы на его белоснежной рубашке.

— Ах да, чуть не забыл. У меня для тебя кое-что есть.

Муж выудил из кармана пиджака достаточно увесистый конверт и протянул его мне.

Глава 56

Артур Арчин